— Не сказала? — удивился магистр Страут, и я покачала головой. — Тогда рассказывай, сейчас самое время! — подбодрил он.
— Тут такая история вышла… — вздохнула я под папиным внимательным взглядом.
Затем все ему рассказала. Ну, то же самое, что и вчера Хендрику Страуту. Только вместо того, чтобы похвалить меня за находчивость, отец схватился за голову.
— Все! — заявил он непреклонным тоном. — До окончания Академии — под домашним арестом! И никаких больше драк возле чужих амбаров!
Я снова вздохнула. Если бы только драка!.. Папа еще не знал про дыру в стене, Сумасшедшие Бараки и о нашем договоре с лиором Римерином.
— Но, папа! — попыталась я возмутиться. — Это ведь нечестно, я ничего плохого не сделала!
К тому же, судя по словам магистра Страута, даже принесла пользу.
— Робер, ты слишком строг к своей девочке! — встал на мою сторону Хендрик. — У меня тоже есть дети… Поверь, они иногда вытворяют такое, что я до сих пор не понимаю, почему еще не поседел окончательно.
— Твоим пацанятам только по десять, а ей уже… Ей уже скоро замуж! — Тут отец снова ужаснулся, причем, своим собственным словам. — Какой еще замуж?! — спросил у меня строго.
— Никакой! — заверила я. Независимо пожала плечами, потому что и не собиралась! Если бы не застукала Бастена Крауза с Мадлен, то могли быть варианты, а так…
— Учиться! — заявил Робер, на что я покивала. Конечно, с превеликой радостью!
— Так что за спорынья? — вновь повернулась я к магистру Страуту.
Оказалось, эта была болезнь, поражавшая зерно, причем преимущественно пшеницу и рожь. Паразитирующие наросты, появляющиеся на колосьях, употреблять в еду категорически не советовалось. Большое количество «грязного» зерна могло вызвать у людей серьезные отравления.
— Но… Неужели это и есть причина Святых Плясок?! — изумилась я. Посмотрела с отвращением на зернышки, зараженные паразитами. — Это они во всем виноваты?! Вернее, Краузы, которые привозят плохое зерно в Фрисвиль?
— Нет, Кимми! — покачал головой магистр Страут. — Все далеко не так просто. Если в зерне полно спорыньи, оно может стать причиной отправления, но не смерти и полнейшей потери разума, как у заболевших Святыми Плясками. Ничего из того, что происходит в Фрисвиле! Но я обнаружил в нем кое-что совершенно другое.
— Погоди, Хендрик! — задумчиво произнес отец. — Святые Пляски своими симптомами все же напоминают мне отравление спорыньей. Галлюцинации, мышечные спазмы, конвульсии, только усиленные многократно!
— Согласен, — подумав, кивнул папин друг. — Но есть еще одна вещь… Робер, ты ведь чувствуешь в нем незначительные магические изменения? Не будь у меня Шестой Степени, я бы не обратил на них внимания. А не знай я о двух артефактах Лургии, даже обратив внимание, не сделал бы нужных выводов. Вернее, решил бы, что эти изменения настолько минимальны, что не заслуживают моего внимания и уж точно неспособны вызвать эпидемию. Но теперь… Я догадываюсь, как именно это происходит!
— Уж не думаешь ли ты?.. — начал отец, после чего они, перебивая друг друга, стали сыпать такими сложными терминами — катализаторы, векторные спирали, импульсы запуска, магические полярности, — что я чуть было не взвыла от разочарования в собственной глупости. Потому что ничего из сказанного так и не поняла!
— Папа! — воскликнула негодующе. — Будь так добр, объясни своей глупой дочери то, что до нее не доходит! Она очень старается, но у нее никак не получается!
— Кимми, — отец задумался. — Как бы тебе сказать…
— Так и скажи, но попроще! — усмехнулась я.
— Магические изменения, которыми подверглось зерно, пораженное спорыньей, настолько незаметны, что я вовсе не удивлен, что Магический Контроль не обратил на них никакого внимания. Они уже делали тщательную проверку амбаров Краузов и не нашли никаких отклонений от нормы! Но они есть! Причем настолько тонкие и филигранные, что их практически невозможно почувствовать.
— Это я уже поняла. Ну, что невозможно… И что из этого? Если уж изменения настолько незаметны, то как они могут вызвать эпидемию?
— Это похоже на начальную стадию заклинания, — тут взялся объяснять еще и Хендрик Страут. — Попав в тело человека, оно, по всей видимости, в нем задерживается, накапливаясь, дожидаясь необходимого магического импульса, нужного для его активации.
— То есть зараженные и магически измененные зерна перемалывают в муку, затем в хлеб, после чего, будучи съеденными, они превращают человека в носителя начальной стадии какого-то там заклинания?
Папа кивнул.
— Можно сказать и так.
— А что именно происходит на его заключительной стадии?
— Для того, чтобы активировать подобное заклинание, необходим магический посыл огромной силы. Судя по моим расчетам, он намного превосходит способности любого мага, даже обладающего Высшей Ступенью. Но если взять в расчет — хотя бы приблизительно! — силу утраченных артефактов Лургии, то… — тут отец принялся записывать формулы, а Хендрик ему подсказывать.
— Давай для первых расчетов возьмем хотя бы один из артефактов! — заявил магистр Страут, когда отец исписал формулами целый лист и потянулся за вторым.
Но тут Хендрик отнял у папы бумагу и чернильницу и уже сам стал выводить непонятные мне закорючки. Каждая из них вызывала у магистров новый виток яростных споров.
Не выдержав, я схватилась за голову.
— Папа, а что это за заклинание?
— Теоретически — только теоретически, Кимми! — я могу предположить, что в завершающей своей стадии оно многократно усиливает действие яда спорыньи, — отец все же оторвался от своих формул. — И мы получаем галлюцинации, преимущественно на религиозные темы — кстати, это очень интересная тема для дискуссии, Хендрик! — помрачение рассудка, эпилептические конвульсии, которые влекут за собой полное разрушение разума и тела человека.